А  когда  мне  исполнилось  пятнадцать  лет, возникла  другая  проблема. Всё  дело  в  том, что  возраст  пациентов  пятигорской  детской  клиники  не должен  был  превышать  четырнадцати  лет. А  когда  мы  с  мамой  в  1996-м  году  были  в  Пятигорске  последний  раз, мне  было  девятнадцать лет. А  уже  в  к  1995  году  путёвки  стали  платными, и  каждый  желающий  за  одну  тысячу  долларов  мог  пройти  лечение  в  Пятигорской  клинике. В  путёвку  входило  и  лечение, и  проживание, и  питание. Но  путёвки  в  детскую  клинику  были  платными  только  для   иностранных  граждан, то  есть  жителей  не  России. Но, всё  же  мы  с  мамой  в  1996  году  проходили  лечение  бесплатно. Хотя  тогда  это  было  совсем  непросто,  так  как  было  более  ужесточёно  наблюдение  за  тем, чтобы  ни  в  коем  случае  жители  не  России  не  попадали  в  клинику. К  1996-му  уже  ушли  на  пенсию  и  Зинаида  Пантелеевна  и  Бэла  Александровна. А  вот  Людмила  Петровна  ещё  до  недавнего  времени  так  и  работала, правда  уже  не  дежурной, медсестрой. Возможно, что  Зинаида  Пантелеевна  ещё  бы  и  до  сих  пор  работала, да  зарплата  у  неё  была  слишком  мала, а  ответственность  очень  большая. Зинаида  Пантелеевна  мне  всегда  напоминала   одного  человека, тоже  врача. А  напоминает  она  мне  самого  первого  моего  лечащего  врача  из  детской  больницы  города  Донецка – Раису  Николаевну  Рачек. Помимо  внешнего  сходства (как  мне  кажется) у  них  общее  ещё  и  то, что  два  эти  прекрасных  человека  имеют  доброе  и  чуткое  сердце, а  также  огромное  желание  помогать  другим  людям. Слава  Богу, что  ещё  есть  такие  люди!

Была  ещё  в  Пятигорской  клинике  такой  врач  как  Шухова. Это  престарелая  женщина-профессор, которой  в  начале  90-х  годов  было  далеко  за  семьдесят. Мои  встречи  с  ней  были  нежелательны, так  как  она  могла  «раскусить»  меня  как  разведчика. Но, иногда  этих  встреч  избежать  не  удавалось. Шухова  была  главной  в  нашем  втором  отделении  и  практически  все, поступающие  на  лечение  в  клинику, должны  были  прийти  к  ней  на  приём. Из-за  довольно-таки преклонного  возраста  профессор  очень  редко  появлялась  в  отделении. По-видимому, руководство  клиники  не  хотело  терять  такого  опытного  и  ценного  кадра, имевшего  ранее  большой  авторитет. А  с  другой  стороны, старые  кадры  очень  сильно  цепляются  за  своё  место  и  положение, да  и  просто  сидеть  дома  скучновато. Возможно, судя  по всему  этому, ей  и  было  позволено  свободное  посещение  рабочего  места. Не  сомневаюсь, что  в  своё  время  профессор  Шухова  была  отличным  специалистом  по  медицинской  части, но  ведь  возраст тоже  очень  сильно  сказывается, притупляется  зрение, слух, да  и  мозг  уже, мягко  сказать, работает  не  молниеносно.

– Здравствуйте,– интеллигентно  приветствовалась  профессор, когда  мы  с  мамой  входили  к  ней  в  кабинет,– вы, наверное, мама  мальчика? А  тебя  мальчик, как  зовут?

– Саша,– отвечал  я.

– Сколько  тебе  лет?

  – Четырнадцать,– говорил  семнадцатилетний  я.

– Какой  взрослый  мальчик  для  своего  возраста?! – очень  удивлялась  Шухова,– а  откуда  вы  к  нам  приехали?

– Мы  из  Ставрополя,– говорила  мама.

Потом  врач  спрашивала  о  болезни, задавала  стандартные  вопросы. На  таких  «очных  ставках»  я  с  гордостью  ощущал  себя  Штирлицем. А  конспирироваться  приходилось  не  только  на  приёмах  у Шуховой, но  и  вообще во всё  время  своего  пребывания  в  клинике  я  исполнял  роль  «тайного  агента». Правда, со  временем  люди,  к  которым  я  привязался (я  имею в виду  медперсонал, детей  и  их  родителей) знали, что  мы  с  мамой  приехали  из  Донбасса.

Пятигорская  детская  клиника  представляет  собой четырёхэтажное здание, к  которому  примыкает  трёхэтажное  здание, где  располагается  взрослое  отделение, медкабинеты, а  также  столовая. Само  здание  находится  непосредственно  у  подножия  горы  Машук, высота  которой  960  метров  над  уровнем  моря. В  детской  клинике  располагалось  три  отделении, которые  находились  на  первом, втором  и  третьем  этажах  соответственно. А  на  четвёртом  этаже  располагались  школьные  классы (они  же  игровые), актовый  зал, массажный  кабинет, кабинет  ЛФК. На  каждом  из  трёх  этажей  находилось по одиннадцать-двенадцать  палат. В  первом  отделении  находились  тяжело  больные  дети, многие  из  них  практически  вообще  не  могли  двигаться. В  основном  там  были  дети  с  тяжёлыми  формами  ДЦП, а  также  с  другими  серьёзными  болезнями, связанными  с  нарушением  деятельности  опорно-двигательного  аппарата.

Сколько  же  там  было  очень  больных  и  несчастных  детей  и  ещё  более  несчастных  родителей! Сколько  же  этим  родителям  и  их  детям  приходилось  выносить  ежедневно, ежеминутно. Помимо  постоянной  физической  борьбы  для  человека  более  страшным  было, есть  и, надеюсь, что  не  будет, практически  полное  непонимание  со  стороны  окружающих  людей, непонимание  и  безразличие  людей, занимающих  должности  в  тех  инстанциях, которые  обязаны  непосредственно  заниматься  вопросами  и  проблемами, связанными  с  оздоровлением  и  лечением  больных  детей. Самое  большое  несчастье  для  родителей – это  когда  у  них  рождаются  нездоровые  дети, а  несчастье  вдвойне – это  когда  никому  до  этого нет дела. Сколько  же  много  таких  деток  видели  мы  с  мамой  за  всё  то  время, что  были  на  лечении  в  разных  местах. А  ведь  многие  люди  в  мире  даже  и  не  задумываются  над  тем,  сколько  же  на  самом  деле  больных, трудноизлечимых, а  то  и  вовсе  неизлечимых  детей. Многим  кажется, или  они  делают  вид, что  больных  детей  не  существует  вообще. Всеобщий  эгоизм, в  котором  люди  погрязают, как  в  болоте, не  может  не  давать  о  себе  знать. По-моему, больные  люди  в  этом  мире есть  неспроста, и  это  не  только  потому, что  существует  множество  болезней, которые  сами  по  себе  очень  мучают  людей.

Я  думаю, что  люди, страдающие  различными  заболеваниями – это  некий  катализатор  для  всего  человечества, показывающий  насколько  это  самое  человечество  способно  помогать  таким  людям, понимать  их, что  в  итоге  определяет  способность  окружающего  мира  к  истинной  любви, то  есть  подтверждает   небезосновательную  законность  земного  существования  как  каждого  человека  в  отдельности, так  и  всей  цивилизации  в  целом.