Получилось так, что
в сентябре-октябре 1996-го года
мы с мамой
были в Пятигорске
последний раз. Мне уже
было довольно тяжело
ходить пешком, ездить в
поезде. Ещё в 95-м
году, мне казалось, что никогда
больше не приехать
мне в этот
прекрасный город, никогда больше
не ходить по
его улицам и
никогда больше не
дышать давно уже
родным воздухом. Но, слава Богу, мы
приехали сюда ещё раз. И
тем приятнее было
это новое свидание
с давно любимым
местом. И думаю, что именно
по той причине, что
уже невозможные и
даже забытые, но очень
приятные вещи, вдруг неожиданно
происходят снова, я стал
относиться к таким
вещам более трепетно
и с многократным
вниманием и интересом. Тогда, в 1996-м
году я уже
отчётливо и ясно осознавал, что
это свидание с
Пятигорском будет точно
последним. И поэтому, очень хотелось
ценить каждый миг, проведенный мной в Пятигорске. Мы с
мамой в последний
раз побывали на "Провале", последний раз
сходили к "Эоловой арфе". Гуляли мы, конечно, не так
много как раньше – силы
то уже не те.
Общаясь в клинике
с работниками зтого
заведения, мне хотелось максимально
проявить свою любовь
ко всем им, особенно
к тем людям, которых мы
с мамой знали
не один год. Правда, многие из
пожилых людей ушли
на пенсию, некоторых и
в живых уже
не было.
Последние пару
лет, в свободное время, одним
из самых моих
любимых занятий в
клинике была игра
в настольный теннис. Когда
я последний раз
приехал в клинику, то
привёз с собой
две теннисные ракетки
и несколько шариков. И
вот, как-то раз, через два
дня после приезда
в Пятигорск, перед ужином, я
решил сыграть с
ребятами в теннис. И
мы отправились на
четвёртый этаж, где был
теннисный стол. Желающих играть
было хоть отбавляй. В
тот день я
играл в теннис
с трёх часов
дня до шести
часов вечера. Затем все
пошли на ужин. Я
решил подождать, пока все
поужинают, а после вновь
начать игру. Сердце в
груди трепетало,
чувствовалась сильная усталость. И
я прилёг отдохнуть
на стоящий рядом
журнальный столик. Через полчаса
всё прошло, вернулись ребята
с ужина, и мы
возобновили игру. Я поиграл
ещё часа полтора, а
затем спустился вниз – на
второй этаж. Было чувство
полного физического истощения. И
не удивительно. Ведь, если честно
признаться, то уже после
первого часа игры
я очень устал. А
в итоге, получилось так, что
мне пришлось максимально активно, насколько это
вообще было возможно
для моего физического
состояния, двигаться на протяжении
четырёх часов. Где-то в
полдевятого вечера я
поужинал и, как говориться
"упал спать без
задних ног". На следующее
утро я чувствовал
себя вроде бы
и нормально. Я плотно
позавтракал, и мы с
мамой отправились на
серные ванны. Естественно, что
"плотно позавтракал" и
"ванны" вещи мало
совместимые. И делать их
вместе нежелательно. Но поскольку
у меня с
этим проблем никогда
не было, я не
обратил на это
особого внимания. По дороге
мне постепенно становилось
всё трудней дышать. Я
почувствовал тяжесть в
левом подреберье. Мы прошли
только полдороги, как сердце
у меня бешено
заколотилось. Тогда мы проходили
как раз возле
того забора, из калитки
которого год назад
я так радостно
выходил. Забор был в
виде металлических решёток, закреплённых на
каменных заборчиках-тумбах.
Я сказал
маме, что мне плохо, и
поспешил присесть на
один из этих
заборчиков. Как странно, тогда,
год назад, я спешил
побыстрее подняться, встать,
а теперь, наоборот, сам стремлюсь
вниз. Тогда я почувствовал
тот же страх, что
и после операции на
аппендиците, когда мне показалось, что смерть
уже так близка. И
в этот раз
я очень сильно
испугался и практически
стал прощаться с
жизнью. Ну, вот и всё
жизнь пролетела, пронеслась, так быстро... Правда, буквально минут
через пять мне
немного полегчало. Жизнь, с которой
я уже попрощался, всё же
пока ещё не
захотела прощаться со
мной. Я взял себя
в руки, собрался с
силами, и мы с
мамой всё же
пошли на ванны. Чувствовал себя
не очень хорошо, но
намного лучше, чем незадолго
до этого, когда пришлось
присесть на тот
каменный заборчик. Я принял
процедуру, отдохнул минут двадцать
в комнате отдыха, и
мы с мамой
отправились обратно в
клинику. С того времени
у меня стали
регулярно происходить подобные
приступы. А с тем
страхом я ещё
до сих пор
не могу в
полной мере справиться. На следующий
день я прошёл
УЗИ. Оказалось, что из-за сильного
изгиба позвоночника органы, находящиеся в
брюшной полости довольно
сильно деформированы. Прежде всего, это
относилось к жёлчному
пузырю. Врач УЗИ Боря
сказал мне, что ничего
страшного, только нужно соблюдать
диету. Какие странные и
непонятные вещи происходят
порой в нашей
жизни. Тогда, когда я был
в кабинете Бори, то
думал: "Вот, человек. Молодой, здоровый, красивый. У него
в жизни всё
хорошо, есть хорошая работа, любимая женщина. А
у меня всего
этого не будет. Сколько мне
тут осталось. А ему
ещё жить да
жить". Да только случилось
так, что Бори уже
нет в живых. Он
умер от рассеянного
склероза в возрасте
где-то около 34
лет. Так вот, с моими
внутренними органами, на самом
деле, ничего страшного и
ужасного не произошло. Появилась причина
более серьёзного характера. И
причина эта была
психологическая и заключалась
она в постоянном
страхе, ожидании того, что вот-вот
начнётся приступ, мне никто
не сумеет помочь, и
я умру. Мне всё
казалось, что у меня
какая-то очень серьёзная
болезнь и что
жить мне осталось
совсем недолго. Таким образом, я
накручивал себя всё
сильнее и этим
учащал приступы. После того, как
у меня произошёл
первый приступ, я стал
бояться ходить на
процедуры, идти куда-то вообще. Я
очень боялся внезапного
приступа. Во время того
своего последнего пребывания
в Пятигорске я
боялся выходить без
леденцов "Холлс". Во
время приступов мне
казалось, что я задыхаюсь, что очень
не хватает воздуха. А
когда я брал
в рот леденцы, то
мне казалось, что это
очень помогает. Хотя на
самом деле мне
помогали не леденцы, а
свой собственный психологический настрой, который мне
всё тяжелее и
тяжелее удавалось приводить
в порядок. Да, врачи сказали, что
никакой страшной болезни
у меня нет. Но
только в этом
я должен был
убедиться сам на
сто процентов. И только
через два года я
наконец-то понял в
чём причина. Об этой
причине мне уже
говорили давным-давно,
только мне в
этом нужно было убедиться
самому. На самом деле, мне
становилось плохо из-за
того, что обычно я, после
еды, начинал двигаться, то есть
ходить. А когда я
находился в вертикальном
положении, то мой сильно
изогнутый позвоночник начинал
давить на внутренние
органы. В основном это
давление сказывалось на
жёлчном пузыре и
желудке, что осложняло процесс
пищеварения. Конечно, исправить
позвоночник, держащийся на постоянно
слабеющих мышцах, исправить было
уже нельзя. С этим
можно было только
смириться. Необходимо было дробно
питаться, отдыхать после еды, нормировать физические
движения. Но в полной
мере я понял
это, а также научился
насколько это возможно, при
тех или иных
обстоятельствах, контролировать
ситуацию только через
семь долгих лет. А
до этого времени
происходила борьба, которая,
буквально через три
месяца после первого
приступа, чуть было не
закончилась для меня
плачевно. Именно из-за того
первого приступа я
и считаю 1996-й
год переломным моментом
моей жизни.
Ведь
с того времени
в моей жизни
всё кардинально изменилось.
Вот так и
закончился период моей
жизни, который я называю "до". И вместе
с этим "до" канул
в лету и
Пятигорск, который являлся неотъемлемой частью моей
прошлой жизни. На этом
моё повествование о "до", как и о самом
Пятигорске заканчивается.
|