Начиная  с  самого  раннего  детства, то  есть с того  возраста, когда  я  стал  немного  отличать  добро  от  зла, я  жил  в  обществе  здоровых людей. Единственным инвалидом, которого я  знал  с  детства  и  который  находился  среди  моего  непосредственного  окружения, был  мой  брат. Мне  было  около  трёх  лет, когда  мой  брат  Сергей  перестал ходить. Отец  сделал  ему  большой специальный  трёхколёсный  велосипед  и  Сергей, отталкиваясь  ногами, на  нём  ездил. Когда  мне  было  лет  пять-шесть, я  не  задавал  себе  вопросы: "Почему  Сергей  на  таком  велосипеде? Почему  Сергей  не  может  ходить?" Мне  было  достаточно  знать  один  факт: "Сергей  мой  родной  брат  и  родители  любят  его  так  же  сильно, как  и  меня".

Конечно, в  том  возрасте  я  был просто не  в  состоянии понять, насколько тягостным  было  то  состояние  моего  брата, как  для  него, так  и  для моих родителей. Когда мне  было  лет  восемь, я  не  знал  такого  слова как инвалид. И когда  у  меня  спрашивали, что  с  моим  братом, я  не  говорил, что  он  инвалид, а  я  говорил, что  с  Сергеем  всё  в  порядке, за  исключением  того, что  он  не  может  ходить. То  есть  слово "инвалид" у  меня  заменялось целым  словосочетанием, касающимся в то время  только  моего брата – "он не может ходить". Я  не  говорил: "Сергей – инвалид", я  говорил: "Сергей  не  может  ходить".

В чём  разница, спросите  вы? Когда  говорят, что  человек  не  может  ходить, то нам  представляется  самый  обыкновенный  человек, у  которого  какая-то  проблема  с  движением, и  неизвестно  какая  она: то  ли  временная, то  ли  ещё  какая-нибудь. То  есть  у  нас  не  сложится  от  такого определения  никакого  конкретного  представления. А  когда  говорят, что человек инвалид, то  нам  сразу  же  представляется  человек, который ни  на  что  не  способен. То  есть нам  сразу  же представляется "ненормальный" человек. Но  как  бы  я  не  называл  своего  брата, я  всё  равно  знал, что  он  не  такой  как  все. Нет, не  хуже, просто  не  такой. Учась  в  школе, где  находились  одни  здоровые  дети, я  и  сам  себя почувствовал здоровым человеком. Был  ли  я  здоровым? Конечно, нет.

Но, когда  я  приходил  домой, то, видя  брата, я  понимал, что  по  сравнению  с  ним  я  здоровый  человек. Начиная  лет  с  двенадцати, не  называя  брата  инвалидом, я  понимал  как  же  ему  тяжело  на  самом  деле. Я  знал, что  могу  пойти  туда-то, могу  взять  то-то. Но  ведь  Сергей  этого  не  может. Я "могу  ходить", мой  брат "не  может  ходить". Но, на  самом  деле, нельзя  было  сказать: "Я  здоровый, а  мой  брат  инвалид". Мы  оба  инвалиды. Начиная  с  четырнадцати  лет, я  стал  понимать, что  едва  мне  удастся  избежать  участи  Сергея. То  есть, я  понимал, что  существует  огромная  вероятность  того, что  я  тоже  не  смогу  ходить. Но  ещё  какое-то  время  я  всё  равно  ощущал  себя  больше  здоровым  человеком, чем  инвалидом.

И  продолжалось  это  до выпускного вечера  и  потом  ещё  немного  времени. Почему  именно  до  выпускного. Пока мы  с  одноклассниками  учились  вместе, то  между  нами  не  было  никакой  разницы. В каком смысле? Инвалид  начинает  ощущать  себя  не  таким  как  все  в  тот  момент, когда  эти  все  начинают  делать  то, чего  инвалиду сделать практически невозможно. Что именно? Я  назову  три  вещи: дальнейшая  учёба  после  школы, работа  и  семья. Обычно, пока  человек  учится  в  школе, то он не  работает (по  крайней  мере, пока, у  нас  это  встречается  не  так  часто) и  у  него  нет  собственной  семьи (также  за  исключением  некоторых  случаев). То  есть, я  хочу  сказать, что  с  наступлением  школьного  выпускного вечера, я  вдруг осознал, что они – мои одноклассники, пойдут  по  жизни  дальше – вперёд, а  мне  того, что  дальше  увидеть, к  сожалению, не  придётся.

Но одна  из  тех  трёх  вещей, о  которых  я  упоминал  ранее, в моей жизни  всё  же  произошла. Нет, не  работа, и  уж тем  более не семья. Просто я продолжил учёбу после школы. А  продолжил  я  её  благодаря  стараниям  своих  родителей  и  их  кумовей Репных (Николай  Николаевич  и  Лариса  Владимировна  были  директорами  школ). Но  когда  я  закончил  Донецкий  экономико-правовой  техникум, то  понял, что  моё  продвижение  по  жизни  на  этом  и  закончится. Для  того  чтобы  работать, нужен  спрос  и  физические  силы. А  для  того, чтобы  завести  семью, нужны  физические силы  и  работа. Вот, именно  с  того момента  я  и  почувствовал себя  инвалидом. Ощущения появились после выпускного, а  осознание  пришло  после  окончания  техникума. В  1995-м  году  мне  мало  уже  верилось  в  то, что  я  не  инвалид, а  в  1997-м  году  я знал  точно, что  я  инвалид  и  что  ничего хорошего  меня  в  этой  жизни не  ждёт. Вот  так, будучи  инвалидом, я  им  всё-таки  и  стал. К  сожалению, не  космонавтом.

Следующим этапом моего осознания того, что  я  инвалид, стало моё знакомство  с  другими  инвалидами. То есть, я был знаком  с  инвалидами и ранее, но  только  в  этот  раз  нужно  было  знакомиться  с  ними  снова. Ранее, когда  я  был  знаком  с  инвалидами, то  у  меня  ещё не было осознания  того, что  я  сам  инвалид. В  детстве, когда  я  ещё  более  менее  двигался, у  меня  не  было  особого  желания  заводить  дружбу  с  инвалидами. Ведь  они  сидели на  одном  месте, а  мне  хотелось куда-нибудь  пойти, где-нибудь погулять. Конечно, особых  возможностей  для  этого  у  меня  не  было. Но, по  крайней  мере, в  школьные  годы  я  мог  пойти  в  ту  же  школу  и  среди  здоровых  детей  самому почувствовать себя  здоровым  человеком. Также  я  общался  со  здоровыми  детьми  и  вне  школы. Ранее, я  уже  рассказывал  о  тех  ребятах, с  которыми  мне  приходилось  общаться, в  основном, во  время  школьных  каникул. Но, кроме  этого, мне  были  доступны  некоторые  вещи, которые  инвалидам  обычно  не  по  силам. Как  бы  там  ни  было, но я  катался  на  велосипеде, ездил на мопеде, играл  в  футбол, настольный  теннис. Конечно, всё  это  давалось мне  не  так легко, но я  всё  же  делал  это.

Всё  изменилось, когда  моё  физическое  состояние  стало  заметно ухудшаться. Эти  ухудшения  я  стал  замечать  как  раз  в  том  году, когда закончил техникум. Период  с  1997-го  года  по  1999-й  год  стал  для  меня  очень тяжёлым временем в моей жизни. Тогда  я  остался, как  говорят  у "разбитого  корыта". С  одной  стороны  ухудшения  физического здоровья, связанные как  с  моей основной  болезнью, так  и  с  проблемами  пищеварения. С другой  стороны, отсутствие  друзей, которые  могли бы  меня поддержать  в  трудную минуту. А  ещё, помимо этого, или  точнее  сказать, прежде  всего, меня  очень  сильно  удручал  то  факт, что  в  моей  жизни  нет  абсолютно никакой  перспективы. Если  глубоко  всмотреться  в  эти  обстоятельства  и  принять  их  близко  к  сердцу, то  можно  сделать  вывод, что  и  жить  уже  не  стоит. Именно  такой  вывод  я  и  сделал. Но  Бог  дал  мне  силы  пережить то  смутное  и  тяжёлое  время. И  в  1999-м  году  у  меня  стали  появляться  друзья. Первым человеком, с которым  я  познакомился  и  подружился во время выхода  из  кризиса, стал  Вова  Поддубняк. Именно  тогда  я  понемногу  стал  узнавать  как  о самих  инвалидах, так и об  их  жизни  в  целом.

К  2002-му  году  я  познакомился  и  подружился  с  Наташей  Кулик, Валерой  Разгоняевым, Сашей  Тарадайко, Светой  Онипко, Оксаной  Дорошенко, Таней  Огарковой, Вадимом  Кияшко. Все  эти  ребята  инвалиды  с  разными  заболеваниями. Общаясь  с  ними, я стал узнавать  о  некоторых  доселе  неизвестных  для  меня  обстоятельствах  из  жизни  инвалидов. Я  так  долго  искал  понимания  среди  своих  вроде  бы  родных  здоровых  людей, что  был  крайне удивлён тому  пониманию, которое оказали  мне  братья-инвалиды. Общаясь  с  инвалидами  и  найдя с  ними множество точек соприкосновения  в  понимании жизни, я  стал понимать, что  никакой  такой психологии  здорового  человека  во  мне  никогда  и  не  было. Я  был  инвалидом, и  поэтому  моя  психология  формировалась  под  воздействием  тех  недостатков, которые  ограничивали меня как физически, так  и  морально  в  отношении  действий  и  норм  поведения, которые  могут  быть  присущи  только  здоровому человеку.

Многим  кажется, что  только  здоровый  человек  может  жить  полноценной, насыщенной  энергией  и  радостью  жизнью. А  поскольку инвалид  не  полноценен физически, то  и  как  личность  он  также  не  полноценен. Но  так  ли  это  на  самом  деле? Когда  я  общался  с  инвалидами, то  постепенно стал ощущать  и  осознавать  насколько  это смелые  и  волевые  люди. Но, помимо  этого, я  стал  также  узнавать  и  о  том, что  такой  энергии  и  стремления  к  жизни  как  у  инвалидов  нет  даже  у  здоровых  людей.